Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа. Аминь.
В церковной жизни бывают такие отрезки литургического года, когда ничего невозможно делать, кроме как видеть происходящее.
Мы не можем помочь Спасителю, Который наших ради грехов восходит к распятию. Мы можем лишь видеть это. Но мы можем созерцать это не как наблюдатели, не как внешние чужие люди, а с разрывающимся сердцем и в скорби.
Все, что было сделано человечеством плохого, уже совершено. Уже неотменимо и необратимо. Вся история убийства сегодня завершилась. Завтра и послезавтра мы будем свидетелями лишь разворачивания этих событий. Но все договоренности достигнуты, все соглашения заключены.
Чем в этих обстоятельствах христианин отличается от нехристианина? Христианин в такое время не может, не должен находить себе места. Потому что история богоубийства не оставляет человеку места на земле. Что бы мы ни думали о своей хорошести — не оставляет. Это какое-то Божественное недоразумение, что мы есть. В консервативном богословии оно именуется милостью Божией. И если у нас есть желание милость Божию о себе понять, то когда еще искать этого понимания, как не на Страстной неделе.
Спаситель говорит: «Придет время, когда вы будете говорить горам: падите на нас, — и холмам: обрушьтесь на нас, — и блаженным будет женское чрево, которое не носило своего ребенка». Это время наступило. Это время событий Страстных дней.
Апостол в послании к римлянам говорит: «Доныне вся тварь совокупно страдает и мучится». Сейчас время страдания твари. Страдания не из-за своих собственных неудобств и неустройств. Сейчас не может христианское сердце от чего-нибудь иного страдать, кроме как от страданий Спасителя. Ничем не утешится, ни в чем не найдет отрады оно до той поры, пока Христос не воскреснет. Если ты находишь отраду, спокойствие, если можешь отвлечься и параллельно чем-то заниматься — ты, человече, не христианин.
Природа ощущает, как она сжимается. В пружину собираются и деревья, и воздух под нажимом торжествующего, открытого, гогочущего греха. Емуже мы да не будем соучастниками.
Аминь.
